Вий

Конечно, с точки зрения кинематографической ценности, «Вий» не самый выдающийся фильм, который может напомнить дурацкие образчики голливудского кино, наподобие «Оз — Великий и Ужасный» Сэма Рэйми или «Братья Гримм» Терри Гиллиама, где похожими методами препарировали западные литературные ценности, то ли их развенчивая, то ли пытаясь дать им новую оценку, хотя как и в случае с лентой Рэйми, наиболее близкой по духу (да и не обошлось без отсылок его же «Зловещим мертвецам»), скорее всего Олег Степченко просто пытался вписать всё в пост-модернистский кинематографический контекст. Но так же, как и Рэйми, переборщил с визуальным пиршеством, отчего начинает в глазах рябить от излишеств. Правда, не всё так ужасно, как в фильмах Тимура Бекмамбетова.

Гораздо интереснее оказалась сценарная заявка, которую в принципе не имеет смысла обсуждать, если не раскрывать все карты и не начать бросаться спойлерами. Взявшись за экранизацию жутко популярной в народе повести Николая Гоголя, создатели решили, что «баста» и перевернули всё, сохранив при этом, тот самый гоголевский дух, где-то между смешным и жизненным. На первый взгляд — это всё тоже самое. Ну да. Хома Брут, Сотник и его дочь, всяческие демоны-вурдалаки. Вий, наконец. Но появляется третья сторона — сторонний наблюдатель, заезжий картограф из Лондона — идейный атеист и материалист, для которого все эти сказочки о проклятом хуторе, скорее вызов для него и его идеалов. Вот тут-то и случается чистая гоголевщина с пьяными казаками, глупыми бабами и наивными мужиками, которые в алкогольно-религиозном угаре принимают явь за вымысел, а ересь за правду. Можно сказать, что проникая вглубь русско-украинской идентичности, где бутылка горилки и православная церковь давно стали главными идеалами народа, как бы они от этого не открещивались, полностью развенчиваются иностранцем, против которого местный батюшка тут же объявил охоту, как на элемент несущий дьявольские ценности из «этих ваших европ». Но при этом и сам Джонатан Грин становится носителем восточной евразийской идентичности. Ведь столкнувшись с этим страшным снаружи, но добрым внутри, миром малороссийского хутора он сам начинает верить в Бога, хотя вроде лицом к лицу столкнулся с лживостью церкви, готовой ради народных пожертвований и власти идти на жестокие и кровавые жертвы, что в принципе, вполне вписывается в гоголевскую мифологию, и это вдобавок к обильному юмористическому наполнению ленты. Но именно в этом противоречии, когда веришь вопреки тому, что сам мир кричит о своей безбожности, и есть та самая загадочная восточнославянская душа.