Killing Them Softly (2012) / Формат "Мегатруд"

В 1974 году Джордж Хиггинс написал очень страшный и эмоционально тяжелый роман «Cogan’s Trade» – «Сделка Когана», «Масть Когана» или «Ремесло Когана», если следовать контексту, то скорее всего все же Ремесло. Не самый легкий для усвоения и довольно нестандартно построенный. Он разбит на серию диалогов между мужчинами – чаще всего разговаривают двое, один раз трое, два раза третий появляется под конец сцены, но в первом случае говорит мало, а во втором не успевает ничего сказать. Один раз появляется женщина, но пропадает так же быстро, как и появилась. Персонажей много, и каждый из них раскрывается через диалог – говорит либо он о себе, либо кто-то другой говорит о нем. Через диалоги раскрывается и довольно правдоподобная картина не только криминального мира Бостона, но и значительной части Америки 70-х. Не той респектабельной Америки, которую привыкли видеть в кино, а той, которая была на самом деле. Например, там буквально на пальцах объясняется, где и при каких обстоятельствах среднестатистический нарик может подсесть на героин. Или что американское правосудие такое американское, что двадцатилетний парнишка спокойно может отправиться на 10 (десять) лет на нары, и в суде могут счесть, что это научит его больше не ошибаться. Не без последствий для физического и интеллектуального развития, конечно. Или что вот тем двум гражданам, общающимся между собой на языке тинейджеров, 41 (сорок один) и 42 (сорок два) года соответственно. Или что адвокат, который вроде должен вытащить тебя из-за решетки, даст тебе один бесплатный совет – надевай ярмо. Или что, когда ты выйдешь из тюрьмы, светлое будущее и перспективная работа тебя навряд ли будут с нетерпением ожидать – скорее всего, потыкавшись по фабрикам, находящимся в 50 (пятидесяти) километрах от твоего места жительства, вернешься на ту же дорожку. Оно более прибыльно и не так накладно. Или что люди, которые разбирались с неугодными по твоей просьбе, спокойно могут прийти разобраться с тобой – ничего личного, чувак, просто раньше нас просил ты, а теперь еще кто-то. Самое жуткое в этом то, что ситуация не привязана к какому-то определенному времени и месту действия. Ведь действительно ничего не изменилось. 1974-й, 2008-й, 2012-й, Бостон, Новый Орлеан, н-ный округ Парижа, Южное Бутово – без разницы. И это только верхушка айсберга.
Экранизируя это произведение, довольно сложно не уйти в побуквенность – Хиггинс иногда настолько увлекается описаниями внешнего вида персонажей, улиц, по которым они проезжают на машинах, интерьеров и даже того, что происходит на улице во время диалога, что следовать им в точности кажется самым простым и результативным ходом. Достаточно вспомнить «Друзей Эдди Койла» Питера Йетса – замечательная вещь. До недавнего времени единственная экранизация произведения Хиггинса. Красивая, тонкая, очень грустная. Побуквенная.
«Killing Them Softly» – тоже не так чтобы очень переводимое название – снятый Эндрю Домиником на основе «Cogan’s Trade», стал самым сложным, выверенным и личным из трех фильмов режиссера. Структура образов очень четкая – есть два центральных персонажа, пересекающиеся между собой только ближе к финалу. Каждый из них получает от кого-то вышестоящего определенное задание. Выполнить это задание в одиночку он не может – каждый по своим причинам – и привлекает человека со стороны, причем ему еще приходится потратить определенное время на то, чтобы убедить вышестоящего в том, что именно этот человек им нужен. От этих напарников в результате толку не очень много – один загружается всем, чем только может загрузиться, и через некоторое время попадает в тюрьму, второй напивается в стельку и также попадает на нары. Разница лишь в том, что в первом случае привлеченный со стороны человек перед тем, как уйти в астрал, все-таки делает то, о чем его просят. Каждая из сцен в той или иной степени повторяется, если не сразу, то через несколько эпизодов – эта особенность была и у Хиггинса, выпадал только один диалог, который из фильма был убран. Нет ни одного персонажа, который не был бы важен для сюжета, ни одной лишней сцены, ни одна песня саундтрека не звучит просто так.
Это не совсем криминальный боевик (для жанра слишком уж много логических несостыковок), но при этом также не совсем политическое кино и не совсем сатира. Сцены с политическими речами, за которые так любили цепляться критики, там можно пересчитать по пальцам – пролог, ограбление, один из диалогов Джеки и Водителя, приезд Микки, финал. Пять. Маловато для часа двадцать. Сатиры тоже не так чтобы очень много, хоть ее и чуть больше, чем политики. В течение последних двадцати минут если и прорывается смешок, то в конце и это уже скорее нервное. С социальным подтекстом совсем беда. Даже удивительно, что Доминик, казалось бы, старательно следующий тексту оригинала, без остатка убирает практически все, что делало роман Хиггинса очень сильным и горьким высказыванием о современной Америке – монологи персонажей о тюрьме, Вьетнаме, жизни после тюрьмы и прочем.
Странно, что критики, привычно расписывавшие про политику и сатиру, что в итоге оказывается не столь важным для понимания, не увидели самого, казалось бы, простого – сознательных прямых отсылок к предыдущей работе режиссера. Фильму потрясающе красивому и очень умному, чей мощнейший гуманистический посыл и техническая безупречность перекрывали небольшую вторичность. Что было с Джесси, все помнят достаточно хорошо – проблемы с выходом в прокат и крайне низкие сборы (а что делать, если прокат был мегаограниченным), после чего и за Домиником закрепилась не очень добрая слава режиссера, в которого крайне опасно вкладывать деньги, ибо не окупится. То, что между этим фильмом и Killing Them Softly прошло пять лет, объясняется не медлительностью, а тем, что около трех лет выбивались деньги на другой фильм. В итоге, в одном из своих Каннских интервью Доминик охарактеризовал свой последний фильм как фильм, который он смог снять. Не хотел – он до сих пор возится со своим dream project и сейчас все стало еще сложнее по понятным причинам – а смог. Да и нельзя сказать, что история с Джесси не сильно его расстроила. Сознательно используя ту же схему развития событий и похожий визуальный ряд (касаемо персонажей, естественно) он подает все в том виде, в котором среднестатистический американский зритель любит массовое кино. Криминал, пошлые шуточки, Тарантино-стайл – почему бы и нет, если они этого хотят. И это уже дает довольно нелицеприятную картину современного американского массового кинематографа. Естественно, в утрированном виде, но если задуматься, то вполне правдивую. В данном контексте даже прямолинейность, которая смущала тех, кому фильм понравился, кажется не недостатком, а довольно хитрым ходом. Дело ведь не в том, что Америка – это не страна, более того, это весьма очевидно. Дело в том, что среднестатистический американский зритель не способен это понять, пока ему об этом не скажут прямым текстом.
Первый и последний диалог у Хиггинса очень любопытно связаны между собой: в первом Рассел иронично спрашивает Сурка, не собирается ли тот помочь им – он-то думал, что это они должны ему помочь - а в последнем Джеки говорит Водителю, что для человека, которого он, Джеки, должен выручить, с ним трудновато иметь дело. Помочь. Выручить. Спасти. И вот тут начинается самое интересное.
Эндрю Доминик, судя по всему, человек верующий. Без проповедей и лишнего навязывания, но все же христианский подтекст так или иначе есть в каждом из трех его фильмов. Основной мыслью «Чоппера», при всей его хаотичности, было то, что человек, позиционирующий себя чуть ли не Христом – всего лишь недалекий отморозок. Судя по финальным титрам, его паству это устраивает. «Убийство Джесси Джеймса» тоже не было таким уж сложным – был Христос, был Иуда, и был crazy fucking world, в котором комфортно лишь последнему, а первому, вынужденному делать то, что он делать не мог и не хотел, оставалось только стрелять в свое отражение в проруби и ждать того, что должно произойти. К 2008-му году мир стал еще более crazy и fucking. Единственный, кто продолжает бормотать что-то неразборчивое про то, что никто не должен пострадать, и что ему не хотелось бы предавать хорошего в принципе человека, к тому же, много для него сделавшего, до конца фильма не доживет. Да и в целом они как-то очень странно похожи с тем, кто останется – настолько, насколько могут быть похожи полные противоположности. Боб и Джесси тоже были похожи, конечно, но степень схожести Френки и Джеки такова, будто один из них смотрится в кривое зеркало и видит другого. Тут уже бросается в глаза и схожесть ситуаций, в которые они попадают, и схожесть постановки их сцен, о которой уже говорилось. То, что начало и финал закольцованы – зритель видит крупный план курящего мужчины – больше не кажется случайностью или просто красивым режиссерским ходом. В предыдущем фильме режиссера – а без него здесь, как уже понятно, никак – Джесси спрашивал Боба, хочет ли он быть им. Ответ был понятен, и Форд в какой-то степени получил, что хотел, но, судя по всему, в своей следующей жизни он получил это по полной программе. Иуда стал Христом, но ситуация уже куда похлеще, и ему приходится иметь дело со своим самым известным антиподом. Что же до Дьявола, то он уже давно отошел от дел.
В этом есть что-то от Ницше, говорившего и о Вечном возвращении, и о том, что люди в своем духовном вырождении однажды настолько забудут о боге, что он умрет. Сначала Отец, потом Сын, чтобы без вариантов. Так что тем, кто ищет классического спасения – вон туда, в соседний морг. Сакраментальное «Бог умер, и это мы его убили» теперь звучит как «Бог умер, и это вы его заказали». Получается, что американцы со своей катящейся в тартарары интеллектуальной культурой и постоянным стремлением к максимальной экономической выгоде приходят к вполне логичному для них итогу. Бога больше нет, Дьявола тоже нет, и единственный Спаситель, который им остается и которого они сами себе выбрали – Антихрист. Только вот незадача – ему тоже придется платить.
По ощущениям это больше всего напоминает финальную часть судебного заседания. Судья спокойно, с расстановкой, даже делая паузы, проверяя, правильно его поняли или нет – в прошлый раз они, кажется, заснули – зачитывает все пункты обвинения, по которым подсудимый признан виновным. Приговор приводится в исполнение здесь же, на месте. И еще никогда финальные белые титры на черном экране не были более уместными.