Camille Claudel, 1915

Не люблю театральную оболочку в кино. Не получилось мне, как зрителю, прочувствовать состояние гг. С режиссурой все в порядке и с кастом, ну и всё. Меня картина оставила равнодушным.

Если бы не Бинош, не стал бы смотреть и, в принципе, был бы прав. Кроме нее в фильме ничего особо и нет. Её игра - это то единственное что заставило меня не выключить это кино на первых 10-15 минутах и досмотреть до конца. Одна из лучших ролей этого года.

Это был всего лишь второй фильм Дюмона, который довелось у него посмотреть, но думаю скоро это надо бы исправить. Дюмон потихоньку влюбляет в себя. Как и во Фландрии он очень хорош. А особенно тут отлично начало.. хотя не только оно одно. Здесь еще отменная Жюльет Бинош, равных по женским ролям пока не было замечено в новом году. Если бы не режиссура Дюмона и она - была б унылая хрень. 6,5

Это не биографический фильм об известной скульпторше, а всего лишь возможность понаблюдать несколько не самых лучших, хоть и ничего не решающих дней её жизни. По подозрению в паранойе Камиллу кладут с психиатрическую лечебницу, где он проводит последние годы своей жизни. В принципе, это кино больше актёрское, нежели режиссёрское. Если Дюмон не удивил вообще ничем, за исключением ряда очень сильных находок, то Бинош действительно впечатлила тонкой передачей пограничного состояния, когда зритель до самого конца так и не может понять, больна ли она на самом деле, а если и больна, то в чём причина и какова степень?

Жюльет Бинош остается одной из немногих великих актрис современности. Ее гениальная игра сделала из посредственного, затянутого, излишне натуралистичного и манипулятивного действа историю о великом смирении. То, что я смогла прочувствовать трагедию умной и талантливой женщины, вынужденной заканчивать свои дни в сумасшедшем доме и лишенной возможности творить, и даже получила определенный катарсис в финале - целиком и полностью заслуга Бинош.

Три-четыре зрителя в зале на второй день проката – это не самый плохой показатель для фильмов Бруно Дюмона. Вряд ли на сеанс, начинающийся ближе к 12 ночи, попадёт случайная группа подростков или любовная парочка. Кому это нужно, да ещё и на языке оригинала с русскими субтитрами? Пожалуй, тут можно говорить только об интересе критиков и некоторых синефилов. Если ворваться в соседний кинозал с оружием в руках и за шкирку притащить случайного перепуганного зрителя на премьеру «Камиллы Клодель, 1915», то вряд ли от него можно будет добиться хоть сколь-нибудь адекватного рассказа о новой работе французского автора. Оценивая творчество Дюмона с негативных позиций, каждый его фильм можно охарактеризовать коротким предложением: скучное нечто о провинциальных идиотах, где большую часть времени ничего не происходит, но периодически можно наблюдать попытки испугать жестокостью и удивить письками или неадекватным поведением. Впрочем, лично мне больше нравится такая формулировка: Бруно Дюмон снимает сугубо авторское кино без компромиссов, это удивительный и очень требовательный к зрителю режиссёр, просмотр его фильмов – не развлечение, а скорее уж работа, однако при должном уровне концентрации очень просто окунуться с головой в мир люмпенской эстетики, вызывающего натурализма и психических отклонений. Для Дюмона характерен потрясающе живой минимализм, но здесь нет ничего общего с гениальной простотой Брессона, тут скорее можно говорить о типе аскетизма популярного у современных режиссёров: нарочито простая форма и радикальное содержание. В своём новом фильме «Камилла Клодель, 1915» Бруно Дюмон немного удаляется от своей манеры повествования и даже ненароком заглядывает на территорию моего любимого европейского автора – Ингмара Бергмана.

Подавляющая часть творчества Бергмана представляет собой исследование глубин человеческой психики. Великий швед часто обращается к теме взаимоотношений, однако делает при этом упор на интеллигенцию и интеллектуалов, способных выразить свои чувства словами. Сложная мотивация, базирующаяся на двойственной сущности людей, это скорее некая абстрактная динамическая конструкция, нежели детский пазл, имеющий конкретное конечное решение. При этом, конечно, Бергман – театральный режиссёр, который расширяет на большом экране рамки театра за счёт крупных планов и шикарного монтажа. Дюмон, разумеется, менее искусный художник, но при этом всё же заметный препаратор темнейших закоулков человеческой души от мира кино. Он в своих экспериментах, напротив, предпочитает использовать простых людей, эмоции и действия которых не находят выхода в виде словесного анализа. К примеру, жанр дебютного полного метра француза «Жизнь Иисуса» на одном из сайтов был иронично обозначен как «житие низов». С «Камиллой Клодель» всё несколько иначе: здесь всё тот же очень условный сценарий, много импровизации, непрофессиональные актёры, но мы имеем дело уже не с фильмом о люмпенах для умников. На первый план у Дюмона выходят аристократы в лице Жульет Бинош, исполнившей главную роль, и Жана-Люка Винсента, сыгравшего её брата. Оба ощутимо фальшивы. Лично меня в фильмах Дюмона всегда поражала фантастическая естественность «маленьких людей», им не приходится играть. Многозначительные взгляды, обретающие смысл в зависимости от контекста, это такой кулешовский трюк, который здорово работает, если его правильно применять. А вот станиславщина и попытки сыграть женщину на грани нервного срыва в окружении реальных сумасшедших – смело, но предсказуемо провально.

Сама история Камиллы Клодель, француженки, широко известной благодаря своему таланту скульптора и насильственному заточению в психиатрической клинике, имеет невероятно широкие возможности для толкования. Как она пережила 30 лет, находясь в постоянном контакте с сумасшедшими? Врач тоже находится в контакте с больными, но это стресс совсем другого уровня. Тем более, надо понимать, что врачи не просто так пытались убедить семью Клодель, что нужды держать Камиллу под замком нет, но никто так и не дал согласия на её освобождение. Однако, в итоге, вместо развития истории несчастной женщины, нам большую часть фильма приходится наблюдать за попытками Бинош выдавить из себя улыбку в каком-нибудь случайном эпизоде или закатить без каких бы то ни было причин истерику в окружении настоящих психически больных. Положение дел омрачает ещё и присутствие в кадре брата Камиллы, чьё воплощение на экране Жаном-Люком Винсентом необъяснимо ужасно. Фильму нужен был Пол Клодель, безусловно, но вся эта натужная болтовня никуда не годится. Я никак не ожидал такого упора на крупных планах и театральных страдальческих монологах, притянутых за уши. Дюмону обычно не требовалась помощь в виде банальных псевдо-философских рассуждений, а от смакования страданий отдаёт пародией на Бергмана. Сила французского автора была в недосказанности. И Бинош, и Винсент, кажется, совершенно не понимают, что происходит, они выглядят растерянными перед камерой, но когда они открывают рот, то это значительно усугубляет ситуацию. После таких сцен я всегда вспоминаю «Шёпоты и крики»: сколько эмоций пробегает на лице сестёр во время их жарких бесед? Живые глаза, в которых переход от раскаяния до насмешки и злобы мы ощущаем, даже не вслушиваясь в текст, микромимика, характерная для каждого человека, но часто не находящая себе места в кинопостановках – это всё признаки понимания всей сложности отношений человека с окружающими его людьми и с самим собой. Профессиональные актёры у Дюмона кажутся задеревеневшими. И это при том, что сумасшедшие и работники клиники выглядят предсказуемо безупречно. Дюмону не нужны помощники в виде профессиональных актёров, он мастерски работает с типажами, а не последователями системы Станиславского. В сценах с безумной мадам Люка видится старый-добрый киноманьяк, умеющий показывать без прикрас табуированные в Голливуде вещи. Да и эпизод с репетицией спектакля был бы идеален, если из него вырезали бы нелепую истерику Бинош. Мне всегда казалось, что снимать лучше всего о том, что ты лучше всего понимаешь и чувствуешь. Конечно, история кино знает Кубрика, поставившего сразу несколько гениальных фильмов, совершенно не похожих друг на друга, но я абсолютно убеждён, что лучше бы Дюмону оставаться Бруно Дюмоном, а не пытаться экспериментировать на поле чисто бергмановской эстетики. В его способностях снять, например, молодёжную комедию я тоже сомневаюсь. Новый опыт – это не так уж и плохо, если только подойти к этому с трезвой оценкой собственных возможностей и полным пониманием своих слабых и сильных сторон.

Надо сказать, что со времён своих первых работ, Дюмон ощутимо продвинулся в ремесле. Для подобных режиссёров вообще характерна некоторая скупость в том, что касается формы, но правильное использование малой грубины резкости в отдельных эпизодах и эти потрясающе уместные порывы ветра говорят о том, что он сделал шаг в сторону эстетики Рейгадаса и Тарра. Несмотря на общий уровень его последних работ, я очень надеюсь на то, что Дюмон всё-таки ещё снимет своё «Сатанинское танго» или «Безмолвный свет», продемонстрировав свой яркий и индивидуальный подход к языку кино.